С психиатрически корректной точки зрения, психические болезни «подобны телесным заболеваниям»; на самом деле, они авторитетно заявлены в качестве «заболеваний мозга». Истина состоит в том, что они таковыми не являются.
В медицине имеются заболевания, и для них иногда имеются лечебные меры. В психиатрии заболеваний нет, однако всегда имеются лечебные воздействия, то есть, процедуры, объявленные «терапиями» для категорий, представляющих собой диагнозы. Дисаналогия между заболеванием тела и психическим заболеваним порождает много путаницы, в которой, пожалуй, наиболее значительным является ложное верование в то, что антипсихотические препараты действуют аналогично антибиотикам и антигипертензивным лекарствам.
Имеются объективные критерии для того, чтобы определить, страдает ли человек, скажем, острой формой гонореи. Это делает разумным ставить вопрос о том, эффективен ли пенициллин против гонореи. Бессмысленно, однако, ставить вопрос о том, эффективен ли антипсихотик, такой как зипрекса, против шизофрении, потому что не имеется объективных критериев, позволяющих выяснить, имеет ли человек это якобы расстройство. Вот почему тщетно дискутировать о том, «работает» ли тот или иной препарат. Все, что мы можем выяснить, это: желает ли или нет данный психиатрический пациент принимать данное психотропное средство; желает ли данный член семьи пациента, чтобы его «любимый человек» принимал данное психотропное вещество, и так далее.
В отношении так называемых препаратов, изменяющих сознание, будь то героин или галоперидол, добавление принуждающей власти государства к противоречию относительно терапевтической эффективности того или иного подобного вещества еще более запутывает ситуацию.
Мы считаем клерикально-религиозное принуждение злом вне зависимости от его предполагаемых теологических благ. Так было не всегда, и сегодня дело обстоит по-иному в других частях мира. Сходным образом, у нас имеется выбор между тем, чтобы рассматривать клинико-психиатрическое принуждение как «благо», потому что оно «является терапией», или как зло, вне зависимости от его якобы терапевтических выгод.
На мой взгляд, окончательным арбитром в вопросе о том, вредит психиатрический препарат пациенту или помогает ему, является сам пациент. А наилучший способ выяснить, действительно ли индивид считает, что психиатрическое средство вредит либо помогает ему, – это понаблюдать за его поведением, но не его словами, и уж точно не за словами психиатров и фармацевтических компаний.
Если «душевнобольной пациент» ищет препарат и платит за него, то он ему помогает; если он избегает препарата и не желает за него платить, тот вредит ему.
Глупо объявлять целые классы препаратов «лечебными» или «ядовитыми», плохими или хорошими, опасными или безопасными, потому что эффект, который они оказывают, зависит от дозы, а также потребителя и социального контекста.
С экономико-политической точки зрения, препараты – в особенности, психиатрические препараты – можно разделить на две группы: 1) вещества, которые люди желают принимать и за которые они желают платить, такие как снотворные; и 2) вещества, которые люди принимать не желают, и за которые они платить не хотят, такие как антипсихотики. Не случайно, что препараты, которые люди отвергают, как правило, назначаются им против воли.
Зелийный клондайк
Поскольку многие препараты воздействуют на мозг, а мозг влияет на наше поведение, применение нейролептиков и других психиатрических средств обернулось клондайком не только для фармацевтических компаний, психофармакологов и адвокатов, работающих по делам о причинении личного вреда, но также и для психиатров, с готовностью выступающих в качестве свидетелей-экспертов в тяжбах о компенсации ущерба в связи с психическим заболеванием, лечением препаратами, а также якобы научным пониманием психиатрами людской «опасности для себя и других» (самоповреждения, самоубийства, оскорбления действием, убийства). Эти фальшивые эксперты также подразделяются на две группы, которые мы можем назвать «пролекарственные» и «антилекарственные» психиатры.
Пролекарственные психиатры заявляют, что психотропные препараты излечивают душевные заболевания, которые часто проявляются в самоубийствах и убийствах. Когда пациент не принимает «назначенное лекарство», а затем убивает себя или других, эти эксперты возлагают вину за поведение пациента на «неизлеченное психическое заболевание». Пролекарственный психиатр приписывает действие психическому заболеванию, а бездействие – личности, которую он называет «психически больной» – и свидетельствует в суде, что пациент не отвечает перед законом за свои беззаконные действия.
Антилекарственные психиатры заявляют, что психотропные препараты вызывают или предрасполагают самоубийства и убийства. Когда пациент принимает «назначенное психиатрическое» лекарство, а затем убивает себя или других, антилекарственные психиатры возлагают вину за поведение пациента на психотропное средство. Антилекарственный психиатр приписывает действие определенным психотропным препаратам (но никаким другим, таким, к примеру, как алкоголь и никотин), а бездействие – пациенту, которого он рассматривает в качестве жертвы психиатрической небрежности – и свидетельствует в суде о том, что фармацевтическая компания (заклейменная как «Big Pharma») виновна в убийстве по неосторожности.
Члены этих двух групп сходны между собой в одном критически важном аспекте: ни один из них не считает пациента морально ответственным действующим лицом. Я считаю, что ни психическое заболевание, ни психиатрические препараты не вызывают самоубийства или убийства. Убивать – себя или других – это волевой акт, за который действующее лицо отвечает.
Про- и антилекарственные психиатры напоминают друг друга и в ошибочном применении понятия причинно-следственной связи. Существует важное различие между тем, каким образом такое средство как секонал (барбитурат) вызывает сон, и тем, как такой препарат как зипрекса (антипсихотик) «вызывает» самоубийство. Сон – это биологическое состояние. Самоубийство – это действие. Действительно, антипсихотические препараты способны вызывать мучительные ощущения, способные «побудить» человека к тому, чтобы убить себя. Но многие из жизненных неурядиц – развод, увечащее заболевание, смерть любимого человека – могут сделать то же самое. Принудительное назначение препаратов – это нравственное и политическое зло, даже если оно не влечет за собой биологически вредных последствий. Если оно их вызывает, это умножает зло.
«Если вы пропустили первую петлю для пуговицы, – отмечал Гете, – вы не сумеете застегнуть пальто». Бывают, однако, времена, когда пропускать первую петлю – это политкорректно и социально приемлемо. Я считаю, что в такое время мы и живем.
Современный психофармаколог подобен человеку, который застегивает первую пуговицу во вторую петлю, а затем пытается заставить платье сидеть на нем прилично. Где же первое отверстие для пуговицы? Это суть той проблемы, из-за которой люди принимают, или подвергаются принуждению принимать, психотропные препараты. А где вторая петля? Это священный символ, именуемый «психическое заболевание». Сегодня человек, который делает себе профессию из застегивания одежды «по-научному» (но неправильно), обильно вознаграждается, а тот, кто настаивает на том, чтобы застегивать одежду правильно, (но «ненаучно»), отвергается в качестве бесстрастного шарлатана.
Социально-правовой контекст
Современное психофармакологическое лечение следует помещать в соответствующий социально-правовой контекст. Каков этот контекст?
Это общество, в котором нравственная правомерность психиатрического принуждения и этатистские правила в отношении препаратов – представленные запретом на препараты, рецептурным законодательством и криминализацией самолечения – принимаются как должное. Параметры, которые они устанавливают, не должны оспариваться и не могут. "Научный" психофармаколог – при поддержке правительства и фармацевтических компаний – принимает концептуальные допущения и принудительные практики психиатрии: психическое заболевание –медицинская болезнь, такая же как любая другая, заточение психиатрического пациента – медицинское лечение, такое же как любое другое. Он оценивает психиатрию в качестве медицинской специальности, а лечение психиатрическими препаратами – в качестве медицинской химической терапии. Результатом становится принятая в обществе претензия на то, будто отношение между пациентом с психическим заболеванием и антипсихотическим препаратом "точно такое же", как отношение между пациентом с инфекционным заболеванием и антибиотиками. Это ложь. Вместо этого, связь между принудительно "излечиваемым" психиатрическим пациентом и антипсихотическими препаратами напоминает связь между женщиной, насильно принуждаемой к половому акту, и сексуальными выделениями насильника. Принудительное введение препаратов – это форма "терапевтического" изнасилования.
Впервые опубликовано в The Freeman, 58: 24-25 (March), 2008.
Опубликовано с любезного разрешения доктора Томаса Саса и г-на Шелдона Ричмана, редактора журнала the Freeman
Комментариев нет:
Отправить комментарий